Есть какие-то фразы, которые пробирают до мурашек. Например цитата из Мураками: «Арбуз растёт быстро, прямо как маленькое животное». Читаю и трясёт. Не могу рационально объяснить почему, просто чувствую какую-то неземную силу в этих семи словах. Что-то великое и ещё никем до конца не понятое.

Хочется чего-то: то ли осетрины с хреном, то ли новой конституции.

Бывает, что в голове застревает фрагмент песни и крутится в мозгу на бесконечном повторе. Ты уже ненавидишь этот фрагмент и саму песню, а он всё играет.

Здорово, если песня хорошая, но у меня чаще наоборот. Сегодня в голове застряло четверостишие, которое услышал в переходе пару месяцев назад:

Режут тени наискосок,
Рыжий берег с полоской ила.
Я готов целовать песок,
По которому ты ходила.

Мелодия слабая, слова ужасны, смысла в них нет, но из головы не выходят.

Cолнце и парусник медленно уплывают вдаль.

Крики чаек в порту, сине-белые лодки, голубое небо и холодное балтийское солнце.

Паук сплёл свою паутину под самой крышей и сидит не шевелясь. Он большой и с восемью мохнатыми лапами. Кажется, что он будет сидеть между двух балок вечно. Он похож на либерала, беженца, нациста и джихадиста одновременно.

Лампы вокруг тускны настолько, что кажется, будто они впитывают свет, а не излучают его. Вообще мало стало света и много — темноты. Не знаю, связано это с пауком или ещё с чем-то. Да это и не важно.

Паук двинулся, подполз к краю паутины и начал плести её. Он делает это с видимым усилием и со скоростью 10 варп. Я не завидую пауку, потому что ничего на свете нет бессмысленнее, чем завидовать тому, чему можно только восхищаться.

Заметил за собой странность: в то время как внимание занято тем, как избежать одной ошибки, я часто неожиданно совершаю другую. Укоренившаяся привычка управляет жизнью, пользуясь моей невнимательностью. Склонность оказывается сильнее разума.

Пожилая женщина летит над самой землёй, используя зонтик как параплан. Солнце заходит за тучи. Паук продолжает плести.

Однажды, посреди солнечного летнего и латвийского дня я внезапно осознал, что больше не могу так жить. Душа требовала совершить что-то бессмысленное и беспощадное. Пришлось потратить полтора часа, чтобы правильно сверстать новую форму подписки на Зарисовки реальности. Проблема была в том, что форма не хотела выравниваться по левому краю и был некрасивый отступ. Зато теперь — красиво, посмотрите вниз.

Душа спокойна, небо голубое, форма правильная. Всё хорошо.

А сегодня всё было спокойно. Не было ни напряжения, ни срывов, ни страха.

В аудиторию чинно и не сутулясь входили абитуриенты. Их лица сияли простой и ясной радостью предстоящего собеседования. Они смотрели вперёд открыто. Смело подходили к маркерной доске и уверенными, стройными буквами писали свои фамилии. Глядя на них я тоже начал чувствовать что-то такое, что трудно пояснить, но от этого оно существует ещё больше.

«Эх, хорошо утром приходить» — сказал я соседке.
«Да» — с досадой и какой-то неизжитой болью откликнулась она.

«Эх, жизнь моя — жестянка» — зевая протянула В. на четвёртом часу ожидания собеседования в ВШЭ. Я молча кивнул. Оглянулся вокруг. В какой-то момент наступает состояние полного безразличия. Ты уже бесстрастно восхищаешься количеством бешеной энергии, от которой колотит некоторых абитуриентов и которая, как им кажется, никогда не кончится, а ты то знаешь... И ты сначала удивляешься, что у кого-то ещё остались силы колотиться, а потом начинаешь думать: а что же в жизни колотит тебя? И выводы — не очень…

Единственное, что поддерживает сейчас во мне жизнь, так это надежда, что я в конце концов умру.

«Ты у нас единственный без отчества» — так встретила меня студентка ВШЭ на показе работ по журналистике. Я люблю такой подход к работе просто за его основательность.

Аудитория мерно гудела. Ничто не предвещало беды.

Внезапно В. решила уйти. Она встала, бросила мне: «Я только на медиаком» и пошла к двери. Я смотрел, как она идёт и любовался тому, как она прямо смотрит, как смело ступает, как умело живёт, как уверенно чувствует себя на этой Земле. Она подошла к двери и вышла за порог.

В. ушла. А я остался.

Мне чего-то сегодня не пишется.

Пятно света падает на стену напротив. За окном — солнце, июль, Москва. Разрывается телефон. Звонит человек, который не может не звонить мне, хотя я много раз просил его об этом. Я привычно сбрасываю звонок. Человек старается сделать всё, чтобы я говорил с ним, чтобы понял его, чтобы остался с ним. Он никогда не перестаёт писать и пытаться дозвониться. Не обижается, не обвиняет и никогда ни о чём не просит, кроме того, чтобы я внимательнее переходил улицу.

Выхожу на улицу. До короткого горизонта не видно ни одного живого существа. Грустно. Москва днём кажется гордой, а ночью — несчастной. Кажется, что московское солнце витамин Д из кожи обратно высасывает и потому светит.

Чехол на мотоцикле напоминает парус.

Парень идёт с девушкой и кричит на всю улицу: «Люди! Не будьте свиньями!»
Где-то я это уже слышал… А, точно, везде…

Сходил сегодня на консультацию по вступительным на факультет журналистики МГУ. Опоздал, вышел из метро не там, но всё-таки встретился с В. Дальше мы поплутали, погуляли по парку, подышали воздухом и нашли нужный нам Шуваловский корпус.

В аудитории увидел пятерых знакомых. Подумал, что скоро будем бороться за одно место и загрустил. Одна девушка узнала меня, поблагодарила за рассылку. Приятно. Если вдруг увидите меня где-то на улице — подходите. Благодарить необязательно, можно и проклясть.

Вернёмся к консультации. Оратор говорил очевидные вещи так, что сравнить это можно было только с докладами командующих войсками министру обороны РФ на военном параде на Красной площади 9 мая: дрожали стены Мавзолея, Кремля и Георгиевского зала. В общем, хотелось прислушаться к каждому слову.

«Нужен ли этот человек?» — вскрикивал он, я думал про себя и понимал: нет, не нужен. На факультете журналистики МГУ точно.

Мерное тикание новых номеров в зале ожидания ВШЭ сначала раздражает, потом бесит, в конце — успокаивает. С задних рядов слышатся комментарии: «Это очередь, как в „Макдоналдсе“». Не поспоришь.

Боюсь вступительных. Вспоминаю, что если рабы на Сицилии рассказывали наизусть стихи Эврипида, их отпускали без выкупа. Успокаиваюсь. Время замедляется до скорости Киану Ривза, демонстрирующего приемы кунг-фу в «Матрице».

Вокруг постоянно раздаются звуки: новые номера, новые сообщения, старые уведомления и внезапные звонки волнующихся родителей. Вспоминаю выставку в особняке Голицыных о звуке. Там был лабиринт с палочками, нитями, тканями и металлическими трубочками. Я шёл по нему и своим телом вызывал звуки. После прохождения ощущал абсолютное спокойствие. Раньше его никогда не было (и сейчас тоже нет). А тогда оно было. Что удивительно, этот эффект возникал каждый раз, когда я проходил лабиринт. Жалко, что выставку закрыли.